Протоиерей Евгений Сидорин: «Нельзя тащить детей, нужно создавать условия…»

 О братстве православных следопытов, «кино на природе» и «партизанских отрядах сопротивления»

Протоиерей храма в честь Казанской иконы Божией Матери города Кемерово Евгений Сидорин с 2004 года развивает в регионе «Братство православных следопытов». Это сообщество путешественников ставит своей целью всестороннее воспитание личности и ориентировано в основном на детей. В походах следопыты учатся вере в тесной связке с природой друг другом, снимают видео, а потом монтируют из них короткометражные фильмы и выкладывают в Ютуб. 

Таких фильмов за 18 лет набралось полтора десятка, но батюшка хочет идти дальше. Он ищет профессиональную команду, чтобы снять новый документальный фильм и мечтает о полноценном игровом фильме. 

«Киноканон» познакомился с отцом Евгением в московском Доме кино, на тридцатых Международных образовательных чтениях (секции «Православие и кино»), куда он приехал в поисках такой команды. За чашкой чая создатель кемеровских следопытов рассказал, что в молодости был хиппи и пришел в Церковь в «девяностые» после множества духовных поисков и искушений, о которых можно снимать отдельный фильм. 

«Иисусовой молитве научили хиппи…»

— Отец Евгений, как Вы умудрились попасть к хиппи и как в целом складывался Ваш духовный путь? 

— В хиппи меня привлекла свобода и отсутствие необходимости «ходить строем». Мне, советскому ребенку, с детства хотелось жить иначе, чем жила стандартная советская номенклатура. Я прочитал про коммуны, в которые объединялись хиппи, и мне это показалось очень привлекательным. 

Там были разные люди, которым хотелось расширения сознания. Некоторые употребляли наркотики. Я на эту дрянь, слава Богу, не подсел, общался с верующими хиппи — были и такие. Они пели рок-музыку, читали Гессе, а на деревьях у них висели иконы. Как ни странно, свой первый христианский опыт я получил у них, и даже Иисусовой молитве меня научили хиппи. Я пел песни БГ (рок-музыканта Бориса Гребенщикова — Ред.) и Цоя, а в промежутке читал эту молитву, хотя и был в то время некрещеный. 

Потом ездил в буддийский дацан — за чудесами, читал Рерихов, Блаватскую и Кастанеду. Каша в голове была полная, но в дацане мне не понравилось — отторжение возникло сразу. Потом узнал про Оптину пустынь, и решил там креститься. Зачем — до конца не понимал, видимо, решил, что это будет мой новый духовный опыт — в ряду других.

Это был 1989 год, власти только недавно вернули Оптину Церкви, но крестить в ней было запрещено. Помог мне архимандрит Сергий Рыбко (игумен Русской православной церкви, миссионер, известный проповедями в рок-среде и среди «неформалов» — «Киноканон»), он был еще иеродиаконом тогда. Я пришел к нему и говорю, мол, раз нельзя, то, может, и не надо? Может, я поеду домой? Он говорит — нет, раз уж решил, крестись. 

И направил меня в соседнее село Прыски в 7 км от Оптиной, где был храм, и крестить было можно. И я пошел — 7 км по снегу.

Евангелия у меня не было, я его до этого фрагментарно почитал — ничего не понял. Как сейчас помню: «Авраам родил Исаака…» Какая, думаю, разница, кто кого родил?! Мне-то хочется откровения! 

Прихожу в храм, стою у церковной лавки — Евангелия нет. 

Вдруг подходит какой-то послушник и покупает Евангелие — красивое такое, на мелованной бумаге, за 10 рублей. При тогдашней зарплате в сто и стипендии сорок это было дорого. И у меня мысль — он покупает для меня. А с чего бы для меня? Мы с ним даже не знакомы! Но он подходит и дарит мне Евангелие… После этого я уже крещеным в Кемерово стал ходить в храм и несколько раз в год ездил в Оптину. И там был скитоначальник отец Михаил, он меня все время спрашивал: ну что, дьякон уже? Да нет еще, отшучивался я. 

А священники тогда были нужны, храмы активно возвращались Церкви и строились новые. В Кемерово как раз начали строить кафедральный собор, я был на тот момент пономарем, а тогда все пономари были потенциальными кандидатами в священство. Священства я тогда не хотел, казалось, что это непомерная ответственность. К примеру, я тогда играл в компьютерные игры и думал, что если стану священником, то больше не смогу. Как преподобный Паисий Величковский, будучи монахом, сбежал из монастыря перед своим рукоположением, так и я был готов куда-нибудь сбежать.

Но Бог все устроил — в 94-м году на Рождество Богородицы меня рукоположили в дьяконы, а в 95-м на праздник в честь иконы Божией Матери «Знамение» — в священники. Я уже был женат к тому времени и венчан. Семинарское образование тогда было не обязательно, я его получил уже потом. 

— Не пожалели, что так и не убежали?

— А чего жалеть. В Церкви я нашел свободу, которую искал в других местах. В Евангелии сказано: «Познайте Истину, и Истина сделает вас свободными…» Ну, а насчет разного рода ограничений я тоже позже понял, что можно быть священником и играть в те же компьютерные игры. Играй да не заигрывайся. Мера нужна. Как у апостола Павла: «Все мне позволено, но не все полезно…» 

По следам скаутов

— Как появилось ваше движение православных следопытов? 

— Мы создали наше общество в 2004 году, Церковь тогда активно начинала работать с молодежью, сверху поступали сигналы — мол, давайте, и мы решили, а почему нет. Двое моих сыновей тогда подрастали (сегодня у о. Евгения четверо сыновей и один внук — Ред.), да и все наши прихожане сошлись на том, что надо что-то делать с подростками. И один прихожанин предложил — а давайте сделаем скаутов.  

— А почему именно скауты?

— Мало кто, может быть, знает, но это движение тесно связано с верой. У скаутов свой нравственный кодекс, который основан на заповедях христианства. Собственно говоря, скауты — изначально христианское движение, неслучайно в Москве на Крутицком подворье тогда тоже была одна из скаутских организаций, еще с 90-го года. 

Кроме того, это проверенная, работающая методика воспитания подростков. Поэтому мы решили такое братство создать, и детей своих туда записали. Владыка наш Софроний благословил это начинание в 2004 году. 

Но, может это все так бы и умерло, однако в 2005 у нас в департаменте образования появилась программа «Юный турист», которая нам помогла. Мы выиграли грант, купили снаряжение. Набрали три смены по 50 детей — с нашей воскресной школы плюс с местного детского дома. 

Я и раньше любил помотаться по миру, ездил автостопом, был в археологических экспедициях на Алтае, но именно здесь открыл для себя природу, когда идешь и из каждого ручейка можно пить. Я открыл для себя туризм и горы. И самое главное, что я открыл для себя вот этот скаутский метод — обучения через игру на природе. 

Скаутинг — это комплексное развитие личности, не мы развиваем детей, а лишь создаем среду, в которой они сами себя будут развивать. 

— Чему дети учатся в походах?

— Смелости, ответственности, взаимовыручке, молитве. Можно в воскресной школе учить разные молитвы, но так и не почувствовать, и не узнать, что такое молитва настоящая. А когда наши дети идут по бревну, а под ним на 30 метров внизу течет ручей, то молитва рождается сама собой. 

— Сколько всего маршрутов вы прошли?

— Не были только на Чукотке. Были во Владивостоке, в Китае, на границе с Северной Кореей, экспедиции на Валаам, Лапландии, Байкале, на Байконуре наблюдали старт ракеты, поднимались на Эльбрус.

У нас был парень из детдома восьмого вида, где дети с глубокой степенью умственной отсталости, про которых решили, что им делать и учиться ничему нельзя. И к нам мальчик из этого детдома ходил скаутом несколько лет. В скаутском слете на Бородино он познакомился с девочкой из Финляндии, у них началась дружба, отношения, в итоге он уже три года живет в Финляндии. А еще до этой поездки он снял с себя инвалидность, сдал на права — сделал себе жизнь. Я не говорю, что это только благодаря скаутам, но такой пример не один. 

Еще один пример — первая экспедиция в 2006 году была на Валаам, и с нами был парень, ходил к нам около года, потом потерялся из виду. Буквально недавно я его встретил вновь. Оказалось, все эти 12 лет он сидел в тюрьме. И когда мы разговорились, он признался, что за все эти 12 лет у меня было единственное светлое воспоминание в жизни — это наше братство и наш поход. 

— Выходит братство от тюрьмы не спасает?

— У человека есть свобода. Мы не можем тащить детей куда-то, только создать для них условия, среду. Отец у меня химик, и я видел опыты — кристаллик соли кладешь в среду, и он там растет сам. Вот дети — это такие кристаллики. 

Есть китайская притча, мне ее рассказал в свое время БГ. Можно привести коня к воде, но нельзя заставить его пить. Но должны быть те, кто приводят коня к воде. Вот и мы создаем водоем живой воды. И иногда думаешь: как же так, мы все для тебя сделали, а человек уходит из организации. А кто-то уходит и через годы возвращается и становится активным членом организации. Наблюдать за этим интересно. Это некая тайна. 

Я наблюдаю за детьми, которых мы берем и начинаем искусственно тащить — в воскресную школу, в храм. И они уже не хотят просто: невольник — не богомольник. Жуткое получаем сопротивление, чуть ли не до сатанизма дело доходит. Нельзя этого делать.

У нас это все в игровой форме, и мы даем понять, что православие — это не единственное, что в жизни есть, а все остальное — это ерунда, бесовщина и язычество. И надо только молиться и каяться. Так неправильно, это сразу проигрыш в современной войне за детей, которую, я считаю, мы уже проиграли. Но мы — такие партизанские отряды, создаем очаги сопротивления — оазис жизни в условиях постапокалипсиса, и говорим: если хотите — идите к нам. И здесь объясняем, что смысл жизни не в том, чтобы жить беззаботно и кайфово, а в том, чтобы душу свою для вечности сформировать. 

Но свободу при этом не отнимать. Это как с разбойниками — одного Господь берет с собой в рай, а второй себя обрекает на ад. И Господь ему слова не сказал…

Кино по книге Товита 

— Как и когда вы стали делать из своих походов кино?  

— Первый фильм мы сняли в 2006 году. Я пришел на нашу местную телестудию, где в 90-е годы я около года делал телепрограмму «Дорога к храму» и предложил сделать фильм. Уже в первый большой поход я взял с собой видеокамеру — тогда на телефон еще нельзя было снимать. Красота природы открылась нам не где-то на Байкале, а в несколько часах езды от дома — горы, реки горные, люди другие и дети. Это сыграло свою роль. И поскольку я работал на ТВ, то кино для меня — это способ познать окружающий мир. Кино — это искусство, а искусство оперирует образами, поэтому это такой способ невербального познания. 

Но я снимаю не везде — в фильме «Дом» оператор мой сын Ваня. Но большинство фильмов снимает и монтирует Владислав Ионис, наш выпускник, и размещает на своем канале в Ютубе. Он же выступает и как режиссер. Я его иногда ругаю, что фильмы у него получаются слишком благостные, надо и трудности ведь показать. 

— Сколько сегодня в вашем братстве детей?

— 120 в Кемерово, плюс 200 по области. На последнем слете было человек 350. 

— В какие места еще собираетесь?

— У нас будет лагерь по ветхозаветной книге Товита — библейский лагерь. Неделю дети будут жить на природе и сами себя всем обеспечивать, будут чувствовать себя героями этой книги. Это будет недалеко от Кемерово. И мы бы очень хотели снять об этом профессиональный фильм — уже на новом уровне. Если к нам приедет оператор и режиссер, мы встретим, поселим в гостинице и возьмем на полное содержание, создадим все условия. А главное — дадим хорошую, интересную фактуру, из которой, я уверен, может получиться хорошее, полезное и интересное кино. 

Фильмы «Братства православных следопытов» смотреть здесь.